4 декабря исполнилось 210 лет со дня рождения Александра Николаевича Сутгофа - декабриста, жившего в 1839 году на поселении в селе Введенщина.
ПОРУЧИК ЛЕЙБ-ГВАРДИИ
Родился Александр Николаевич в Киеве, в семье боевого генерала-майора, воевавшего с турками и наполеоновскими войсками. У Сутгофов не было большого достатка, а в момент ареста Александра они жили на одно жалованье.
О детских годах Александра известно немного. Еще ребенком, по тогдашнему обычаю, был записан урядником Донского войска. С 7 лет воспитывался в Московском университетском пансионе для благородных воспитанников. Поражает набор предметов, которые преподавались: христианский закон и церковная история, народное и римское право и политэкономия, российское законоведение, физика, всеобщая российская история и статистика, география всеобщая и российская, фортификация и артиллерия, геометрия и тригонометрия, арифметика, российский и латинский языки, риторика и логика, чистое письмо, языки (французский, немецкий, английский, итальянский). Кроме того, в пансионе были классы «танцования, фехтования, музыки и пения, рисования». Пансион прославился своими вольнолюбивыми традициями, здесь в разное время воспитывались В.А. Жуковский, А.С. Грибоедов, М.Ю. Лермонтов, а также многие декабристы. После сожжения Москвы, с 1812 года обучался в одном из лучших учебных заведений Киева.
В 16 лет Александра Сутгофа зачислили на службу в гренадерский полк лейб-гвардии, и его карьера быстро пошла вверх: юнкер, прапорщик, подпоручик, поручик. Однако о службе Сутгофа также мало известно. Единственное сообщение краеведа Юрия Душкина: «Солдаты в роте уважали своего командира за смелость, решительность, строевую выправку и еще больше — за прогрессивные взгляды, хорошее отношение к нижним чинам, ему доверяли и были готовы пойти за ним».
В Тайное общество Сутгофа пригласил Петр Каховский. На то, чтобы обратить поручика лейб-гвардии в заговорщики, Каховскому потребовалось немало времени: он предложил вступить в общество в марте, а согласие получил только в сентябре. «Веря словам г. Каховского, я тоже желал содействовать благу общему», - говорил Александр Николаевич следствию.
Сутгоф - один из немногих декабристов, которые выполнили обещания, данные на последнем совещании. Декабристы решили помешать войскам и Сенату принести присягу новому царю. Узнав о начале восстания, он обратился к своей роте: «Ребята, вы напрасно присягнули, ибо прочие полки стоят на площади и не присягают. Наденьте поскорее шинели и амуницию, зарядите ружья, следуйте за мною на Петровскую площадь и не выдавайте меня!»
Первый пушечный выстрел, выпущенный по восставшим, привел к беспорядку в их построении. Восстание было разгромлено. Лейб-гренадеры уговаривали поручика Сутгофа скрыться, но он отвечал, что этого никогда не сделает, к тому же их жалованье у него в кармане. Солдаты сказали, что они и без жалованья обойдутся, лишь бы он не попал в руки правительства. К слову, с Сенатской площади не сбежали только двое офицеров-декабристов: Щепин-Ростовский и Сутгоф.
Александр Сутгоф в тот же день был доставлен в Петропавловскую крепость в Александровский равелин. Следственная комиссия разделила арестованных по степени виновности на разряды. 30 декабристов были отнесены к первому разряду и приговорены к смертной казни с отсечением головы. В этот разряд вошли декабристы, давшие личное согласие на цареубийство, а также совершившие убийство на Сенатской площади. Среди них был Сутгоф.
ЧИТИНСКИЙ КАТОРЖНИК
Но уже в июле Николай I подписал указ, по которому смертная казнь для Сутгофа и еще 25 декабристов была заменена пожизненной каторгой. В ночь с 13 (26) июля 1826 года на валу кронверка Петропавловской крепости устроили виселицу. С заключенных сорвали эполеты и ордена, мундиры. Все это бросили в костер. Над головами офицеров переломили их шпаги и увели. Затем состоялась казнь пятерых осужденных вне разрядов - П.И. Пестеля, К.Ф. Рылеева, С.И. Муравьева-Апостола, М.П. Бестужева-Рюмина, П.Г. Каховского.
В следственных делах обнаружился документ с описанием примет Сутгофа: рост 2 арш. 8 4/8 верш, (около 180 см) «лицом бел, сухощав, глаза голубые, нос прямой, волосы на голове и бровях русые».
До отправки в Сибирь Сутгоф содержался в Свартгольмской крепости (Финляндия), финляндской крепости. 22 августа высочайшим указом велено оставить Сутгофа в работе 20 лет, а потом обратить на поселение в Сибирь. Почти через год он был отправлен в Сибирь и через два месяца пути прибыл в Читу.
По воспоминаниям декабристов, Чита в это время была маленькой деревушкой при заводе, состоявшей из нескольких полуразрушенных хат. О пребывании Сутгофа в Читинском остроге свидетельств найти не удалось. Он находился в тех же условиях, что его друзья по несчастью, в одной камере с Волконским. Мария Волконская вспоминает: «В камере было очень тесно: между постелями не более аршина расстояния; звон цепей, шум разговоров и песен были нестерпимы для тех, у кого здоровье начинало слабеть. Тюрьма была темная, с окнами под потолком, как в конюшне». Сохранилась картина Н.П. Репина, на которой изображен Сутгоф с товарищами в камере Читинского острога. Быт узников постепенно приобрел некоторую стабильность: декабристы, люди образованные и незаурядные, стали делиться знаниями, занялись изучением языков, создавали свой маленький инструментальный ансамбль, кое-кто занялся огородничеством, что весьма разнообразило скудный стол. «Одежду и белье носили мы все собственные, имущие покупали и делились с неимущими», - вспоминал декабрист А.Е. Розен.
В Читинском остроге декабристы пробыли около четырех лет. В 1830 году в поселке Петровский завод для них построили тюрьму, и 634 версты до нового места отбывания наказания они шли пешком.
В ТЮРЬМУ-ПЕШКОМ
Переход декабристов проходил по почтовому тракту Чита-Верхнеудинск (Улан-Удэ) через селения: Беклемишево, Укыр, Курба, Верхнеудинск, Мухор-Шибиръ, Харауз. Впереди и сзади партий шли солдаты с ружьями.
Первая партия декабристов из Читы выступила 7-го, вторая 9-го августа. Шли по два дня, третий отдыхали, преодолевая расстояние 25-30 километров в день. При каждой партии находился «хозяин». «Хозяева» (Сутгоф и Розен) заранее отправлялись вперед для закупки у местного населения продуктов и приготовления обеда и ужина. Из этого можно заключить, что Сутгоф пользовался у товарищей доверием.
Практически у всех декабристов остались хорошие воспоминания об этом переходе. А вот впечатления от тюрьмы в Петровском заводе отрицательное.
А.П. Беляев вспоминает: «Мы были сильно озадачены, увидев, что комнаты наши или номера были совершенно без окон, и свет проходил через дверь, вверху которой были стёкла. Но этот свет был так мал, что при затворенной двери нельзя было читать. Когда наши благодетельные дамы увидали эту постройку, они пришли в ужас».
Чтобы оказывать помощь менее состоятельным товарищам, декабристы организовали артель. Первым руководителем (хозяином) был избран И.С. Повало-Швейковский, затем, согласно уставу, через каждый год на эту должность избирались другие, в том числе и Сутгоф.
Вскоре была оформлена малая артель, её главная цель - доставлять отъезжающим на поселение пособие, необходимое на первое время. Сумма составлялась из добровольных вкладов и пожертвований.
Сутгоф был человеком обязательным, и, несмотря на то, что часто сам испытывал нужду, регулярно участвовал в помощи товарищам.
В ноябре 1832 года по случаю рождения четвертого сына Николая I Сутгофу и другим декабристам, которым был определен 20-летний срок каторжных работ, наказание сокращено до 15 лет. Через три года срок сократили еще на два года.
17 марта 1839 года перед отъездом на поселение Сутгоф женится на Анне Янчуковской - дочери надворного советника, бывшего штаб-лекаря при Петровском железном заводе.
ВВЕДЕНЩИНА
В середине августа 1839 года семья Сутгофа приехала в Введенскую слободу. И 23 сентября этого же года в письме к декабристу П.Н. Свистунову он писал:
«Ты не можешь себе вообразить, что за тоска в наши лета начинать привыкать к новому образу жизни; в особенности меня пугает сельское хозяйство; я в нем решительно никакого понятия не имею, а по необходимости заняться должен. Все дико и ново для меня по этой части, — хожу по деревне, расспрашиваю жителей, чем бы выгоднее заняться и за что приняться? И до сих пор ничего от них не узнал. Один уверяет, что самое выгодное занятие - хлебопашество, другой говорит, что сенокос еще лутше, третий-сеяние конопли, четвертый—доставка строевого леса в Иркутцк и так далее. Все это справедливо, и все они за малым исключением живут в большой бедности, во всей деревни не можем найти себе на зиму порядочной и теплой избы...
...мои дела в очень плохом положении благодаря г. Монрозу, который был так добр, что поссорил меня с моими родными, наговорив им кучу лжи насчет моей бедной жены. Более трёх месяцев я не имею писем от родных, ты можешь себе представить, как это тяжело для меня.
Единственный наш сосед по эту сторону Ангары - В.А. Бечаснов, его деревня, хотя и носит имя Смоленска, но еще, кажется, хуже нашей, он тебе кланяется».
Через три месяца жена Сутгофа подала прошение генерал-губернатору Восточной Сибири В.Я. Руперту: «Я так страдала в продолжении всей зимы в Введенской слободе от простуды по причине неудобной квартиры, что принуждённой нахожусь прибегнуть вторично к Вашему Высокопревосходительству с покорнейшей просьбою о переводе мужа моего в селение Куду. Там, как мне сказали, есть тёплый дом, теперь свободный, который занимал Юшневский. Кроме этой выгоды в соседстве живёт г-н Вольф, помощь которого при расстроенном моём здоровье была бы для меня неоценима. В полной надежде, что Вы не откажите обратить снисходительное внимание на мою просьбу».
В январе 1840 г. Руперт дал разрешение на перевод Сутгофа из Введенской слободы в с. Куду. Однако в марте 1840 г. генерал-губернатор Восточной Сибири счел неудобным ходатайствовать у высшего начальства о переводе государственного преступника Сутгофа из Введенской слободы в с. Куду, и что «он обязан стараться о устройстве в Веденской свободе постоянной для себя оседлости».
О своём устройстве Сутгоф пишет: «...Мы просились в другое место и получили отказ, вследствие которого купили себе маленький домик, отделали его по-своему, издержали на него довольно много денег, он уже был готов, мы собирались в него переходить, как вдруг ему вздумалось вспыхнуть и сгореть до основания, мы остались без дома и без денег. К счастию, через пять дней мы получили матушкино благословение и деньги, это нас немного поправило и ободрило. Мы наняли себе другую квартиру, состоявшую из одной избы, разделенной на три части дощатыми перегородками... Наконец сил наших не стало, жена больная снова поскакала в город просить г. генерал-губернатора о переводе нас в другую деревню, где бы мы могли иметь порядочную квартиру. По приезде нас поместили в с. Куду, здесь у священника мы имеем славную квартиру, я совершенно ожил. Жена же моя еще не может поправиться...».
КУДИНСКИЙ «МЕЛЬНИК»
Село Куда располагалось в живописном месте по другую сторону Иркутска, в 23 верстах, при впадении реки Куды в полноводную Ангару. О том, как жилось на поселении, Александр Николаевич рассказывал в своих письмах к П. Свистунову и И. Пущину.
22 декабря 1840 года «...О постройке дома теперь еще и думать не смею, денег мало, а лес и работники чрезвычайного дороги. Поневоле не придерживаешься пословицы: в гостях хорошо, а дома лучше. Мы хотя в чужом доме живем, но жаловаться не можем, хозяева наши люди очень деликатные, они предоставили мне право распоряжаться их заимкой, как мне угодно, огород при доме огромный, летом займусь им, страсть моя к цветам также не будет забыта...»
Александр Сутгоф, живя с больной женой, получил некоторую сумму от родственников, но она была незначительной, и ему пришлось искать дополнительный заработок.
В 1840 году декабрист получил разрешение поступить на службу к частным лицам.
Отставной титулярный советник В.Т. Павлинов и иркутский первой гильдии купец П.М. Герасимов доверили А.Н. Сутгофу управлять их мельницей на реке Куде.
Летом 1841 года в р. Куда поднялась вода, разрушила плотину и повредила мельничное производство настолько серьёзно, что Павлинов и Герасимов отказались от восстановления мельницы, принятые люди были уволены. Без дела оказался и Александр Николаевич Сутгоф.
В июле 1842-го с разрешения Иркутского гражданского губернатора Сутгоф купил дом у станционного смотрителя в Хомутовском селении, в двух верстах от Куды, и перевез его в с. Малая Разводная.
Несмотря на постоянные бытовые проблемы, Сутгоф активно поддерживал связь с товарищами по несчастью. Он навещал декабристов в Усть-Кудинском селении, в Олонской слободе, в Урике, Оёке, Малой Разводной, где прожил более года.
Александр Николаевич из Усть-Куды пишет И.И. Пущину: «...Трубецкие все здоровы, мы с ними часто видимся, почти каждый праздник они за нами присылают лошадь, и мы отправляемся к ним гостить на день и на два..»
7 января 1843 года П.А. Муханов писал И.И. Пущину о семействе Сутгофа: «Жена Сутгофа любит его без памяти, и они очень щастливы, купили прекрасный домик и живут себе ...»
В ежемесячном донесении иркутского гражданского губернатора в Петербург о поведении ссыльных в марте 1844 года о Сутгофе говорилось, что он «...занимается чтением книг и домашним хозяйством, ведет себя похвально, в образе мыслей скромен».
И СНОВА РЯДОВОЙ
В марте 1848 года мать А. Сутгофа написала царю прошение, что её сын «желал смыть кровью сделанное в молодости преступление, но был удерживаем от этого разными семейными обстоятельствами, которые только ныне несколько улучшились и дозволяют ему предаться означенному желанию об определении его рядовым в отдельный Кавказкий корпус».
14 июля 1848 года неожиданно А. Сутгофу объявили об определении его на службу рядовым в отдельный Кавказский корпус с правом выслуги и об отправке его в Тифлис.
У рядового Сутгофа началась нелегкая походная жизнь, полная тревог и ожиданий. Кубанский егерский полк принимал участие в боевых действиях с горцами, осаде аулов, прокладке просек и дорог, расчистке завалов.
В ноябре 1850 года рядовой А. Сутгоф был произведен в унтер-офицеры со старшинством. Кочевой образ жизни, да и возраст давали о себе знать. Незаметно подступали болезни, и он отправляется на лечение кавказскими минеральными водами.
Из письма Трубецким: «...Моя боль в ногах происходила от простуды, после сорока Сабанеевских, умеренной теплоты, ванн боли в коленях у меня прекратились, даже в основном отряде, где я около сорока дней не спал иначе как под открытым небом в дождливые и иногда в морозные ночи, бывший ревматизм мой ко мне не возвращался»...
Сутгоф не забывает места, в которых прошла его молодость, и советует Трубецким «...съездить на дарасунские воды, они имеют укрепляющие свойства, которые возобновят силы и возродят здоровье княгини. К температуре их понемногу можно привыкнуть. Эта поездка для всего вашего семейства добавит притом развлечений. Забайкальский край летом очень хорош, у нас на Кавказе не найдётся таких чудесных полевых цветов».
Александр Николаевич пережил многих декабристов, и до последних дней поддерживал с ними переписку. Письма Сутгофа, разбросанные по разным городам, архивам и музеям, проникнуты безграничной дружбой, что связывала этих благородных и преданных друг другу людей. В письмах - радость и восторг, сочувствие и горечь утрат.
Несмотря на запрещение амнистированным «политическим преступникам» появляться в столицах, в 1857 году состоялся большой сбор декабристов в Москве. О нем подробно рассказывает в письме И.И. Пущину М.И. Муравьев-Апостол. Там он виделся с Трубецким, Соловьевым, Быстрицким, Голицыным, Батеньковым, Сутгофом и др. Всего съехалось 14 декабристов со всех концов России. «Наше кровное родство не пустое слово...», - заканчивает свое письмо М.И. Муравьев-Апостол.
Вскоре по случаю коронации Александра II Сутгофу было пожаловано потомственное дворянское достоинство и право свободного избрания места жительства, но без прав на прежнее имущество. Супруги переехали в Москву, Александр Николаевич перешел в резерв армии.
Ограничения на въезд были сняты, многие декабристы стали наезжать в Москву, и Сутгоф постоянно общался с ними. Весной 1857 года И. Якушкин писал И. Пущину: «...Сутгоф молодцом, и в своем мундире смотрит совершенно лейб-гренадером, только руки поражены у него параличом и пальцы почти не служат».
КУРОРТНЫЙ СМОТРИТЕЛЬ
По состоянию здоровья Александру Николаевичу был необходим теплый климат. С переводом на Кавказ все закончилось благополучно, и посетители Кисловодска сезона 1859 года могли видеть высокого, седого, статного подпоручика, смотрителя Минеральных вод. В курортном музее Пятигорска, к сожалению, сгоревшем вместе с экспонатами уже в наши дни, долгие годы хранилась копия автографа Сутгофа на колонне Эоловой арфы.
Следующий курортный сезон декабрист встречал уже в Грузии, где одновременно занимал должность управляющего Боржомским казенным имением и дворцом великого князя Михаила Николаевича. Впоследствии в связи с ухудшением здоровья он освобождается от занимаемых им должностей и назначается смотрителем дворца. Многие годы двухэтажный деревянный дворец в мавританском стиле выделялся среди других построек своим старинным фасадом, многочисленными окнами, с частыми переплетами.
В те годы Боржомский курорт только зарождался, и отдыхающих было немного. В одном из последних дошедших до нас писем П. Свистунову, от 20 октября 1866 года, Александр Николаевич сетовал на скуку, отсутствие книг и журналов, дороговизну продуктов: «...Мне Боржом крепко начал надоедать, ... осенью, когда начинаются дожди, я всегда простуживаюсь, и кашель, и насморк меня до весны не покидают».
В отставку Александр Николаевич не вышел, но ему последовательно присваивают звание поручика, штабс-капитана и, наконец, в декабре 1870 года, - капитана.
Анна Федосеевна всегда поддерживала его. Посещение Тифлиса, да редкие поездки в Москву к сестре и племянникам вносили разнообразие в последние годы их совместной жизни. Заболев воспалением легких, 14 августа 1872 года А.Н. Сутгоф скончался в возрасте семидесяти лет и был похоронен в ограде боржомской церкви Иоанна Крестителя.
P.S.: В Иркутске до сих пор проживают родственники жены Сутгофа - Анны Федосеевны Янчуковской. Представитель рода Янчуковских Николай Владимирович изучает историю родственных связей. Он любезно предоставил собранную информацию об Анне Федосеевне. Родилась она в Петровском заводе 8 декабря 1814 года. Часто бывала в семье декабриста С. П. Трубецкого, дружила с его детьми и была окружена заботой и вниманием хозяйки дома - Ектерины Ивановны. Замуж за Сутгофа вышла 17 марта 1839 года и разделила с ним нелёгкую судьбу государственного преступника.
Имеются свидетельства, что портрет Анны Сутгоф писал Михаил Бестужев. Но каких-либо сведений о существовании этого портрета в настоящее время нет.
Была близкой подругой дочери Трубецких - Зинаиды Свербеевой. Сопровождала её в поездке в Киев к С.П. Трубецкому после окончания его ссылки в 1857 году. Анна Федосеевна дружила со многими декабристами и их семьями, вела с ними переписку.
Сведений о дальнейшей судьбе Анны Сутгоф совсем немного. Известно, что в 1886 году она ездила в Москву на похороны сестры мужа, Анны Николаевны Нарышкиной. Дата смерти Анны Федосеевны неизвестна. Она была указана на могиле, но ни церкви, ни кладбища не сохранилось. В советское время там был построен санаторий. После ее кончины в Боржом из Сибири приезжал племянник, акцизный чиновник Виктор Викторович Янчуковский, который продал доставшийся по наследству небольшой дом, сфотографировался на фоне гор в бурке и уехал обратно в Иркутск. Возможно, точнее о дате смерти Анны Сутгоф могут рассказать метрические книги Боржомской церкви, хранящиеся в Тбилиси.
Жена Сутгофа часто болела. Совместных детей у них не было.
Исследователь В.С. Колесникова из Москвы обнаружила письмо декабриста П.С. Бобрищев-Пушкина Е.И. Якушкину от 11 февраля 1859 года, из которого следует, что сын И.И. Пущина Ваня и внебрачный сын А.Н. Сутгофа учились вместе в учебном заведении Циммермана — педагога, владельца мужского пансиона в Москве.
Руководитель тур. клуба «Наследники»
Сапижев Михаил Николаевич
E-mail: sapigev@rambler.ru
Шелеховский вестник, 09.12.2011